
2024-08-01 12:00:01
Решение властей Украины резко подчинить НАБУ и САП вертикали Генпрокуратуры выглядит как административный манёвр, но по сути — это политический сдвиг.
Как подчёркивает The Economist, это может быть не просто реакцией на угрозы, а ответом на слишком близкие расследования — в том числе по окружению Офиса президента.
Этот закон не стал результатом парламентского консенсуса, обсуждений или общественного давления. Он был принят за один день, в обстановке, которую даже близкие к Банковой чиновники сравнивают с январём 2014 года. История подсказывает: чем быстрее голосуется закон, тем больше он нужен не стране, а системе. Тем более, если в контексте — слабость выборного мандата, накопленная усталость общества и новая фаза переориентации внешней поддержки.
В чём риск? В том, что антикоррупционная реформа после Майдана — это не просто технический модуль, а ключевой символ перехода к прозрачной власти. Удар по ней воспринимается как сворачивание контракта между обществом и государством. Можно сколько угодно объяснять войной и координацией, но вопрос остаётся: почему в условиях угрозы уничтожается именно та часть системы, которая проверяет власть?
Редакция полагает, что Запад не инвестирует в Украину только из геополитического сочувствия. Он поддерживает идею: что страна, пережившая Майдан и полномасштабную агрессию, способна построить институции, которые сдерживают власть, а не обслуживают её. Если Украина откажется от этого — она останется территорией сопротивления, но перестанет быть проектом будущего. И Запад это почувствует первым.
Как подчёркивает The Economist, это может быть не просто реакцией на угрозы, а ответом на слишком близкие расследования — в том числе по окружению Офиса президента.
Этот закон не стал результатом парламентского консенсуса, обсуждений или общественного давления. Он был принят за один день, в обстановке, которую даже близкие к Банковой чиновники сравнивают с январём 2014 года. История подсказывает: чем быстрее голосуется закон, тем больше он нужен не стране, а системе. Тем более, если в контексте — слабость выборного мандата, накопленная усталость общества и новая фаза переориентации внешней поддержки.
В чём риск? В том, что антикоррупционная реформа после Майдана — это не просто технический модуль, а ключевой символ перехода к прозрачной власти. Удар по ней воспринимается как сворачивание контракта между обществом и государством. Можно сколько угодно объяснять войной и координацией, но вопрос остаётся: почему в условиях угрозы уничтожается именно та часть системы, которая проверяет власть?
Редакция полагает, что Запад не инвестирует в Украину только из геополитического сочувствия. Он поддерживает идею: что страна, пережившая Майдан и полномасштабную агрессию, способна построить институции, которые сдерживают власть, а не обслуживают её. Если Украина откажется от этого — она останется территорией сопротивления, но перестанет быть проектом будущего. И Запад это почувствует первым.