#нефутбольный_франков

«Курица не мясо - прапорщик не офицер!»

Часть I

Иногда мне кажется, что его рабочая сторона настолько крепко слилась с его личными качествами, что я его знаю таким же, как вы. Вообще такое впечатление было, что все его читатели – близкие его друзья. Выйдешь с ним на излюбленный рынок на Героев Днепра, подойдет какой-то мужчина, заговорит по поводу игры Динамо. Потом спросишь его, мол, пап, а это друг твой? Он пожмет плечами – вообще не знаю, кто это.

Ему общаться искренне нравилось. Особенно заметно это стало с переходом в социальные сети – хрен ты его вытянешь из чата, пока там не закончится бурное обсуждение деятельности Богдана Хмельницкого. При чем делалось это вообще без злости, даже с улыбкой – это только потом, самостоятельно листая комментарии, поймешь, что в этот момент все друг друга матом крыли. Иногда посреди дороги останавливался в разгар дискуссии – а ты стоишь рядом с ним, как дурак, ногой асфальт ковыряешь.

Отдыхать он особо не умел. Любил все сводить к чему-нибудь полезному для работы, поэтому часто тратил свободное время на то, чтобы найти какую-нибудь историческую околофутбольную статейку и выискать новые темы для редакционки, ну или поста в телеграм-канале. Отдыхать как, например, вижу это я – точно не про него. Мне вообще казалось, что даже его встречи с друзьями не могут не свестись к разговору о футболе.

Хотя в последнее время наблюдалась за ним любовь к поездкам на дачу. Выйдет на участок, польет деревья и дышит свежим воздухом. Огород не трогал, а вот так называемый сад – с радостью. Почему-то любил деревья, а на мои грядки клубники рукой махал – мол, пустая трата времени. По лесу любил гулять. Увидит что-то интересное – сразу телефон достает, в телеграм пишет.

Не совсем ритуал, но привычка такая была – при походе в магазин всегда сахар купить. Даже если дома его хватало. Если папа возвращается из магазина – значит, в пакетах точно пару упаковок сахара лежит.

Цены постоянно запоминал. Вообще удивляюсь до сих пор – как у него это получалось. Его, казалось, посреди ночи разбудишь, спросишь, где
кефир дешевле – он ответит, не задумываясь, и точную цену назовет. Обязательно посоветует брать «Яготинский», да пожирнее. Любил ходить, ценники изучать. Бывает, шагаешь с ним по магазину, оборачиваешься, а он застрял возле полок с печеньем, очки приподнял и все запоминает.

А как начал журналы отправлять, заприметил по дороге на почту точку со сладостями на развес. Всегда покупал нам полный пакет конфет всяких. Это тоже своего рода ритуал был. Зайдет в комнату, поставит на стол – довольный.

Искренне он радовать любил, и не только домашних. Его даже постоянные клиенты на Новой Почте потом вспоминали. Говорили, мировой мужик был.

Мне кажется, ему даже нравилось, когда его поправляли, вступали в дискуссию. На какие-то глупые оскорбления вообще рукой махал. До сих пор понять не могу, как он так абстрагировался от этого. Наверное, за долгое время работы в медиа все же вырабатывается иммунитет к такого рода вещам. Вообще не вспомню, чтобы он как-то злился или сердился за критику. Наоборот. Особенно если критика конструктивна.
Помню, он свою редакционку мне давал как-то читать перед выпуском, говорит, на, мол, поищи ошибки. Находила, показывала, он благодарил и смеялся, вот я, старый дурак, не заметил. Критиковала его за произношение на украинском и английском, но он никогда не обижался. Соглашался, смеясь над самим собой.

Его музыкальные предпочтения, мягко сказать, сильно отличались от вкусов всех домашних, поэтому никто с ним глубокой любви к тому же Эннио Морриконе не разделял. Хотя его это не смущало. Включит себе что-то на ноутбуке, пишет, приходишь ругаться – сделай потише.

Он любил посадить рядом с собой, заставить слушать. Я потом выработала стратегию, мол, давай по очереди – одна твоя песня, вторая моя. Стратегия продержалась недолго, заканчивалось всё всё равно песнями Высоцкого или классикой – Паваротти, ариями оперными.